Лори тоже была рада меня видеть. Я теперь живу отдельно, но иногда прихожу к ней в гости или встречаюсь с ней в кафе. Они с Биллом больше не брали детей. Она говорит, что они теперь на пенсии. Наверное, мы с Калебом их вымотали. Она отнекивается и улыбается, но улыбка у нее усталая.
Несколько лет назад Элизабет получила письмо. Оно было от Арни Ричардсона, он написал его много лет назад, но так и не отправил. К нему прилагались некоторые юридические документы, в том числе и выцветшая копия свидетельства о рождении дочери Эмили, Анны. Они назвали ее Изабель. Мы с Элизабет не знали, смог ли дедушка собрать обрывки этой истории в одно целое, когда она появилась на пороге его дома, думая, что он ее отец. Но он должен был знать достаточно, чтобы понять, что случилось и кем она на самом деле была. Так что он ее впустил. Он любил ее. Любил меня. Интересно, рассказывал ли он ей о матери, о времени, которое они провели вместе на острове Порфири? Интересно, показывал ли он ей рисунок стрекоз, который она просунула ему под дверь, когда он работал помощником смотрителя? Тот самый, который был спрятан в скрипичном футляре?
Эмили меня узнала. Она поняла, кто я. Не знаю как, но у нее это получилось, знаю, что получилось. Она видела то, чего не замечали все остальные. В тот день, когда я нашла ее во время метели, это выглядело так, будто все было наоборот, будто это она меня нашла. Марти говорит, что я на нее похожа. У нас одинаковые глаза цвета озера.
До лодочной гавани приходится долго идти, и еще чертовы комары донимают. Я сдерживаюсь и не развеиваю прах Элизабет прямо здесь, на дороге, чтобы быстрее покончить с этим. Старая лодочная станция еще стоит. Она немного покосилась, но тоже недавно покрашена, а док отремонтирован. Я нахожу тропинку к пляжу на восточном берегу острова, ставлю урну на каменистый берег и, сев рядом, смотрю на остров Дредноут.
Я не взяла с собой скрипку. В этом нет нужды. Музыка и так звучит — она в волнах, ветре и пении птиц. И в моих воспоминаниях.
Сидя здесь, я решаю, что не буду делать все так, как она просила. Немного иначе.
Дверь вертолета открыта, но я пристегнута ремнем безопасности. Во время нашего первого облета чайки взмывают в воздух вспышкой белых крыльев, а потом мы разворачиваемся и снова пролетаем над островом Хардскрэббл. Я открываю урну и высовываюсь, чтобы развеять серый прах. Он плывет в воздухе над холмиком из покрытых лишайником камней, где серый от времени крест возвышается над могилой маленькой Элизабет Ливингстон. Порыв ветра подхватывает серое облачко перед тем, как оно оседает на камнях, и разносит его часть над озером Верхнее. Озеро танцует и сверкает тысячами лучей.
Элизабет и Эмили. Они снова вместе.
Невзирая на то, что на написание «Дочерей смотрителя маяка» меня вдохновили канадские мужчины и женщины, служившие смотрителями маяков на Великих озерах в конце девятнадцатого и начале двадцатого веков, это прежде всего художественный вымысел. По этой причине я позволила себе вольно пересказать историю семьи Ливингстон.
Остров Порфири является последним в цепи островов, тянущейся за пределы полуострова Блэк Бэй, расположенного на северном берегу озера Верхнее. Маяк служит для обозначения судоходного канала севернее от Айл-Ройал, ведущего к бывшим поселениям Порт-Артур и Форт- Уильям, которые теперь называются Тандер-Бей. Этот маяк построили вторым в канадской части озера Верхнее, и первым он начал освещать воды возле Блэк-Бей в 1873 году. Эндрю Дик, служивший смотрителем с 1880 по 1910 год оставил после себя несколько личных дневников, в которых рассказывал о времени, проведенном им на маяке со своей женой индейского происхождения Кэролайн и их десятью детьми. Спустя годы дневники обнаружили на чердаке одного из летних домиков в Сильвер Айлет, и два из них теперь хранятся в музее Тандер-Бей. Эти дневники и вдохновили меня на написание «Дочерей смотрителя маяка». Построенный изначально маяк не сохранился, в середине века его заменили, и, учитывая, что описанные события развивались вокруг него, я внесла некоторые изменения в окончательную версию, самое значительное из которых — это то, что маяк был не проблесковый, а постоянного света.
В начале двадцатого века перевозка грузов по озеру Верхнее была занятием очень прибыльным. Железную руду, пиломатериалы и зерно везли в одну сторону, и те же суда везли обратно оборудование, обувь и чай. Существующие тогда технологии не допускали непрерывного движения судов, не было GPS, спутников и судовых радиостанций. Капитаны выстраивали маршрут по картам, определяя положение судна по ориентирам, используя компасы для того, чтобы определять направление, и бортовые журналы, чтобы рассчитывать пройденное расстояние. Они работали с секстантами и логарифмическими линейками и выставляли дозорных, чьей задачей было высматривать на горизонте маяки, сигнальные огни и другие суда.
Кроме светового сигнала маяка, освещающего темные воды, были еще сигналы туманного горна, которые должны были помогать незамеченным судам пробираться между многочисленными мелями сквозь пелену знаменитого тумана озера Верхнее. Опять же, я позволила себе некоторые вольности относительно описания маячного городка на острове Порфири, поскольку туманный горн на основе диафона был введен в эксплуатацию в 1908, а не в 1918 году, как я указала.
Близлежащее поселение Сильвер Айлет часто упоминается в романе, и само богато историями, трагедиями и захватывающими персонажами. Его основали в 1870-х для обеспечения нужд шахты Сильвер Айлет, работавшей до 1884 года, когда запасов угля не хватило до начала судоходного сезона. В конце концов запасы топлива исчерпались, насосы, которые не давали водам озера затопить шахту, замолчали, и озеро забрало рудник. Поскольку цены на серебро постоянно снижались, работу шахты больше не возобновляли. Через несколько лет дома и производственные здания, теснившиеся у берега, выкупили и переделали в летние коттеджи.