— Пароход бесследно пропал почти 80 лет назад, и предполагалось, что он сел на мель возле острова Ройал, — сообщил Хаффман. — Мы много лет искали его останки, но то, что мы ныряли в поисках корабля, затонувшего возле острова Магнэт позднее, в пятидесятых, возле места, где они лежали, оказалось чистой случайностью.
«Келоуна» была построена в Англии в 1921 году и принадлежала чикагской судоходной компании «Ларкин и сыновья». Грузовое судно было предназначено для плаваний по Великим озерам и оснащено паровым двигателем мощностью в тысячу лошадиных сил, но у него также было две мачты. Оно перевозило через Великие озера разнообразные грузы из Монреаля в Тандер-Бей.
— Известно, что они совершали последнее плавание в сезоне и попали в ловушку, — говорит Хаффман.
Он пояснил, что «Келоуна» прошла через шлюзные ворота на Су-Сент-Мари 4 декабря со смешанным грузом на борту: техникой для изготовления бумаги, проволокой для изгородей, обувью, продуктами питания, трубами и рубероидом. К несчастью, на следующий день на озере Верхнее разыгралась сильная буря, и судно в последний раз видели, когда оно плыло к острову Ройал, сильно обледеневшее. Никто больше не видел ни судно, ни кого-либо из его двадцати двух членов экипажа и пассажиров.
Хаффман и Фрейзер планируют совершить еще несколько погружений к останкам корабля в ближайшие пару недель, надеясь узнать причину крушения и чтобы задокументировать обломки.
Газета вышла 18 сентября, за неделю до того, как я впервые попала в дом престарелых. Всего за пару дней до того, как брат мисс Ливингстон исчез, а его лодку вынесло на берег Сильвер Айлет, возле острова Порфири. Рядом с местом крушения «Келоуны». Это не похоже на совпадение.
Я вырвала кусок газеты со статьей, свернула его и сунула в карман.
На стоянке стоит черная «хонда». Я колеблюсь. У меня в ушах все еще звучат его последние слова, перед тем как он меня бросил: Ты без меня никто, ты просто ничто. Это меня взбесило. Но мне, скорее, больно от этих слов потому, что они кажутся правдой. Он сумел выразить в них мои собственные страхи, шепчущее сомнение, усиливающееся чувство одиночества. Деррик заставил меня снова почувствовать себя живой. Потом я думаю о торговле наркотиками и понимаю, что я безнадежна.
Я практически утратила музыку. Я отпустила ее. Спрятала скрипку и дедушкины мелодии. Заглушила его голос. А потом она заставила меня вспомнить. И мисс Ливингстон со своими рассказами. Я вспомнила о том, как это, когда тебя на самом деле любят. И пускай от этого больно, пускай это сложно и запутанно, за всем этим я была кем-то для кого-то. Кто я на самом деле? Без понятия. Но я знаю, кем не являюсь. Я знаю, кем я не хочу быть.
Мне казалось, что я хочу его видеть. Я думала, что хочу, чтобы он меня вернул, но вдруг мне перехотелось находиться рядом с ним. Я развернулась и пошла в сторону от машины.
— Эй! — Листья, покрывающие тротуар, шуршат под его ногами. — Эй, ну ладно, ты даже не ответила на мои сообщения. Мы можем хотя бы поговорить?
— Мне кажется, ты уже достаточно сказал.
— Эй, Морган! — Он хватает меня за руку, и я поворачиваюсь к нему лицом. — Извини. Я… слушай, я не думал, что все так обернется. Но ничего же не произошло. — Он водит пальцами по моей руке вниз и вверх, призывно гладя меня. — Никто же не пострадал. Ни у кого нет проблем. — Он снова использует голос, который приберегает для своих нервных клиентов.
Я смотрю на его руку на моей руке, беру ее, переплетая свои пальцы с его так, что наши ладони соприкасаются, но делаю это больше для того, чтобы его остановить.
— Ты ошибаешься, Деррик. Кое-что все же произошло. — Я смотрю ему прямо в глаза. И мне тяжело выдержать его взгляд. Я отпускаю его руку и отворачиваюсь, разведя руки в стороны, как бы охватывая всю территорию дома престарелых, раскинувшуюся среди деревьев позади нас. — Это… это дерьмо. Это ничто. Просто детская игра. — Я поворачиваюсь и смотрю на него. — Знаешь, что я там делаю? Я подметаю гребаные полы и крашу гребаный забор белой краской. А если бы меня тогда поймали, это уже было бы не группкой стариков, которым я составляю компанию. Это бы не закончилось какой-то дурацкой программой примирения и реабилитации. Все могло бы обернуться гораздо хуже. И знаешь что? Мне не нужно этого дерьма.
Я смотрю в его зеленые глаза и не могу понять, о чем он думает, что скрывается в их глубине. Но они почему-то напоминают мне о пакетах с порошком в футляре дедушкиной скрипки.
Я больше не злюсь. Я просто устала. И мне немного грустно.
— И ты мне не нужен. — Я произношу это без злорадства на самом деле. Но я впервые осознала, что он меня не знает и не понимает. Я не никто без него. И никогда не была никем.
Я чувствую сложенный обрывок газеты в своем кармане.
— Пока, Деррик.
Он сжимает челюсти. Видно, что он обдумывает все это. Он не привык к отказам. Думаю, он удивлен, что я не приползла к нему на коленях. Мне кажется, я сама удивлена. Он поправляет воротник куртки и поворачивается ко мне спиной. Я смотрю, как он идет к своей машине, вижу, как из-под колес черной «хонды» летят маленькие камушки, как она оставляет черные следы на асфальте, резко срываясь с места. Уже второй раз за неделю я стою одна на обочине дороги, чувствуя себя такой маленькой, и смотрю на удаляющиеся задние огни уезжающей машины.
Но на этот раз все иначе.
У нас на всех только один компьютер. Он стоит в гостиной на столе, заваленном бумагами, обертками от конфет и другой фигней, которую никто не утруждается убрать. У некоторых детей есть собственные ноутбуки, но я никогда особо не заботилась, чтобы получить и себе один. Когда я добираюсь до компьютера, уже поздно. Телевизор стоит в другой комнате, и все остальные собрались там, поэтому у меня хотя бы будет какая-то приватность.