Дочери смотрителя маяка - Страница 57

К оглавлению

57

Ответа не было.

Из перелеска вышла темная тень, которая тут же приняла форму мужчины. На секунду тень замерла, а потом снова двинулась через пляж в сторону каноэ.

— Я спросил, кто там! — Дэвид взвел курок.

Эмили пошевелилась и открыла глаза, пытаясь сесть.

Тень подошла к каноэ и посмотрела в нашу сторону, будто раздумывая. И тогда мир прекратил вращаться. Озеро чуть слышно вздыхало у берега, не касаясь корпуса каноэ. Деревья будто задержали дыхание, луна спряталась за облако, а затем снова выглянула с другой его стороны, ярко освещая берег. Тень резко развернулась и направилась в нашу сторону. Я видела, как рука скользнула под полу куртки из оленьей шкуры. Я заметила блеск металла, светлое пятно в темноте, а потом раздался выстрел. Он отразился эхом в кронах деревьев и замер. Тень слилась с землей.

Эмили вырвалась из моих рук и поползла к телу, которое лежало рядом с каноэ, наполовину в воде. Она наклонилась над ним и провела пальцами по морщинистому обветренному лицу; густая седая борода едва скрывала шрамы.

Пуля попала ему прямо промеж глаз. Тех глаз, которые смотрели на меня из-за деревьев, пока стая волков уходила через замерзшее озеро. Глаз, полных вины, отводимых в сторону над шкурой Хитклифф. Глаз, которые мой отец назвал затравленными, когда столько лет назад писал о помощнике смотрителя Грейсоне в своем дневнике.

Он все еще сжимал в руке наплечную сумку. Сумку с металлической пряжкой, в которой были свежесобранные корни заманихи, полоски ивовой коры, пучки высушенного мха. Лекарства леса. Лекарства для Эмили. Он пытался помочь ей, залечить ее раны.

Дэвид рухнул на берег рядом с ним, опустив ружье на колени.

— Господи! — прошептал он. — Господи, что же я наделал?! — Он закрыл лицо руками.

Я тронула Эмили за плечо. Она, вздрогнув, отстранилась от моей руки.

— Он сделал это с тобой? — спросила я. — Эмили, это он причинил тебе боль?

Она посмотрела на меня, ее серые глаза были так не похожи на мои. Я увидела в них страх, печаль и стыд. Она отрицательно покачала головой.

А потом осознание накрыло меня холодной лихорадкой. Он был отвратительным мальчиком, возможно, теперь он стал скверным мужчиной?

Разогретый алкоголем, он ушел от костра и поплелся на пляж. Она была беззащитна. Она была одна. После многолетних мук ненависти он наконец нашел способ ей отомстить.

— Эверетт, — еле слышно произнесла я.

Эмили опустила глаза, прижала колени к груди и начала раскачиваться взад и вперед, туда и обратно.

Эверетт.

Дэвид отнес ее домой и положил в нашу кровать. Ее платье было разорвано спереди. Я растопила печь и сожгла его, дождавшись, когда пламя дохнет жаром, разливая тепло по комнате. Ее лицо и грудь были покрыты фиолетовыми синяками, а на руке была глубокая рваная рана, перевязанная полоской хлопковой ткани. Я знала, что этого кусочка будет недоставать на рубашке Грейсона. При свете керосиновой лампы я выкупала ее, смывая грязь, слезы и кровь, которая бежала между ее ног. Я расчесывала ее так долго и тщательно, что ее волосы заблестели, и сидела с ней, пока она не закрыла глаза и не уснула. Луч маяка все крутился, крутился и крутился.

Мать бодрствовала в своем кресле. Каждые четыре часа она с усилием поднималась по деревянным ступеням, чтобы намотать шкивы, а потом возвращалась обратно. Мы совсем не разговаривали.

Дэвид появился в самое темное время, между полуночью и рассветом. Мы стояли молча, луна уже скользнула за горизонт; единственным светом был оранжевый отблеск из открытой двери коттеджа и блики луча маяка, простиравшегося далеко в ночь.

Наши голоса терпели неудачу, а вот сверчки затеяли беседу, произнося утешительные глупости, показывая свою осведомленность.

— Как она? — наконец спросил он.

Я повернулась к нему, луч маяка осветил его напряженное лицо с заострившимися чертами, и мне захотелось прикоснуться к нему. Захотелось, чтобы он обнял меня. Я просто молча покачала головой, позволив слезам снова падать на землю.

— Ну что ты… — прошептал он, потянувшись ко мне. Его рука была возле моего лица, большим пальцем он вытирал соленые капельки, которые цеплялись за подбородок. — Ты в этом не виновата.

Я ощетинилась, шагнула назад, отбросив его руку. Он знал. Он знал, что я плакала так же сильно из-за чувства вины, которое засело горячим, твердым и тяжелым комком в моей груди, которое не давало мне дышать, вцепившись в мое сердце и крепко сжимая его. Этого бы не случилось, если бы я не была с ним. Если бы мы вернулись вовремя, Эмили оставалась бы у маяка. Я была нужна ей, и я ее подвела. Она была моей жизнью, а я — ее. У меня не могло быть их обоих. У меня не могло быть Эмили и Дэвида. Я повернулась и поднялась по деревянным ступенькам в теплый дом, закрыв за собой дверь и забрав при этом прямоугольник света, в котором он стоял, оставив его с песнями сверчков и прерывистым лучом маяка, крутящегося над головой.

Больше я не видела твоего деда. Он знал. Мы оба знали. Он убил невиновного человека. И хотя он был не из тех, кто прятался бы, опасаясь последствий своих действий, не сделав этого, он бы скомпрометировал Эмили. Она бы этого не пережила. Он любил ее слишком сильно, чтобы так поступить.

И он любил меня слишком сильно, чтобы остаться, чтобы заставить меня выбирать между ними. На следующее утро после убийства Грейсона, еще до того, как солнце поднялось на небо, тело и каноэ исчезли.

И он вместе с ними.

Часть третья
Сестры в полете

41

Морган

Я лежу в своей постели. Я уже несколько часов не сплю, но мне не хочется вставать, встречаться с людьми и вести глупые разговоры. Сегодня суббота. По субботам я обычно сплю до обеда, после пятничных гуляний. Но я не выходила гулять уже несколько дней. Ни разу с тех пор, как мы с Дерриком расстались и я напилась и выставила себя полной дурой. Ни разу с той ночи, которую я провела в доме престарелых. Ни разу с тех пор, как я узнала, что дедушка застрелил Грейсона.

57