Дочери смотрителя маяка - Страница 38

То лето было сухим, но комары все равно донимали нас, когда мы бродили по болотам. Милли использовала защитную сетку, прикрепляя ее к полям шляпы, чтобы спасти свое нежное лицо от их укусов, а Эмили насекомые особенно донимали, поэтому она часто отказывалась заходить в болота, несмотря на уговоры Милли. В такие дни мы сидели на пляже, где дующий с озера ветер отгонял паразитов. Милли всегда находила что-нибудь интересное, и тогда вытаскивала путеводители и журнал со своими полевыми заметками, куда записывала наблюдения. Она была невероятно терпелива с Эмили, но все равно мне всегда казалось, что я должна быть рядом, как защитная тень и часть единого целого.

Милли очаровала меня своими блестящими золотистыми волосами, упорством и страстью к науке. Она была молодой и красивой, но еще и умной. И она носила мужские штаны. Она отличалась от всех женщин, которых я встречала до этого. Мы заполняли тишину, витавшую вокруг Эмили, разговорами о книгах, и она пообещала отправить мне экземпляры ее любимых романов, когда вернется осенью в Торонто. Она часто смеялась, и ее смех был освежающим, как летний дождь.

Они несколько раз приходили на маяк. Пока Милли и Эмили занимались эскизами и записями, Альфред и мой отец раскуривали трубки, усевшись в деревянные кресла в тени маяка, и обсуждали политику, растущее напряжение в Европе, засуху в прериях и экономическую депрессию, которая довела до того, что молодые, умелые и энергичные мужчины оказались неспособны прокормить свои семьи.

Альфред был рьяным защитником окружающей среды задолго до того, как это стало модным делом. Он критиковал общепринятый подход к регулированию ресурсов дикой природы, который, к его разочарованию, сводился к рутинной ликвидации животных, считающихся опасными. Он утверждал, что такие виды, как волки, играют жизненно важную роль на всех уровнях того, что он называл естественным сообществом, и беспорядочная выбраковка нарушит равновесие, необходимое для сохранения даже наиболее привыкших к человеку и ценных диких животных.

Папа не соглашался с ним. Он заявил, что это был путь не лесных жителей, а ученых, находящихся далеко от берегов озер и рек, лесов и самих животных, далеко от реальности. Он утверждал, что из-за волков сократилась популяция оленей карибу, и без контроля это приведет к их полному исчезновению из лесов вокруг Великих озер. Но хотя он и возражал, я замечала огонек у него в глазах. Ему нравились эти беседы. И я не думаю, что Альфред, отправляясь с Милли на поиски неуловимых орхидей, ожидал на отдаленном острове стать участником таких оживленных научных дискуссий со смотрителем маяка. Я молча сидела у ног отца, слушала и училась.

У мамы явно не было желания посидеть с нами. Ей были не по душе штаны и непослушные волосы Милли, и то, как она вступала в разговор с мужчинами, часто не соглашаясь то с одним, то с другим. Она насмешничала, когда девушка восторгалась талантом Эмили, когда предполагала, что у нее, с такими эскизами и картинами, есть будущее. Я знала, что мама не терпела свободных рук и пустых рассуждений. Эмили не умела ни готовить, ни разделывать кроликов, как и убирать, чинить одежду, вязать носки и колоть дрова. Эмили не обладала теми навыками, которые мать считала необходимыми для нормальной жизни.

В тот год на Порфири поселилась лисица, которая, вероятно, забрела сюда по льду прошлой весной. Ее живот уже обвис от выводка лисят. В мае и июне мы с Эмили часто замечали ее, крадущуюся по периметру нашего двора, когда она пыталась раздобыть еду для лисят. У нее были длинные черные соски, острые, рыскающие глаза, навостренные уши.

В конце концов Эмили наткнулась на ее логово, вход в которое был хорошо спрятан за грудой камней, и привела туда меня, чтобы показать. Мы провели несколько летних дней, наблюдая за выводком — лисят было четверо. Они играли друг с другом на небольшой поляне, на безопасном расстоянии от их норы. Эмили могла подойти к ним, медленно двигаясь, щелкая языком и убаюкивая их взглядом серых глаз до состояния спокойной любознательности, так что они касались ее пальцев своими черными носиками.

Милли могла проводить с нами часы, просто наблюдая за выходками подрастающих лисят, восхищаясь, когда они подходили достаточно близко, чтобы ухватить Эмили за юбку. Наша мать была всегда занята стиркой, уборкой или пропалыванием грядок. И хотя она была образованной и способной, я никогда не видела, чтобы она читала ради удовольствия. Никогда не видела ее остановившейся посмотреть на облака, летящие по небу, собирающей букет полевых цветов. Мне хотелось иметь такие же неукротимые рыжие волосы, как у Милли, носить штаны, в которых было бы легко пробираться по лесу. Я хотела участвовать в интересных, содержательных беседах. Хотела смеяться часто и без стеснения.

«Джеймс Уэйлен» приплыл по расписанию, чтобы забрать Альфреда и Милли, которые погрузили на него свое зеленое каноэ, закрепив его на палубе на время путешествия через Тандер-Бей в Порт-Артур, и положили свои палатки и ящики под ним. Они увезли с собой образцы растений в маленьких мешочках, на которых значились дата и место, а также названия рода, вида и семейства.

Больше Милли и Альфред на острове не появлялись. Мы оставались с ними на связи, переписываясь, правда, нерегулярно. Наши письма соединяли дебри северного Онтарио, академические учреждения Британской Колумбии и уставшие от боев английские города. Но когда я в них нуждалась, когда мне пришлось бороться за Эмили, как никогда раньше не приходилось, они были со мной.