Дочери смотрителя маяка - Страница 6

— Так нормально, мисс Ливингстон? — спрашивает санитарка, прикатив меня под навес.

Она молода. Я узнаю ее голос, но она новенькая, и у меня не получается сопоставить голос с каким-то из лиц, хранящихся в памяти. Я не нуждаюсь в особой помощи, но приятно знать, что есть к кому за ней обратиться, когда она мне необходима.

— Если не тяжело, чуть дальше, на солнце, — отвечаю я. Она делает мне такое одолжение.

Прошлая ночь была беспокойной. Я блуждала между сном и явью, прогуливалась по миру сновидений, где рассудок попадает в плен иллюзий. В этот раз я не видела волка, но чувствовала его горячее влажное дыхание на моей холодной сухой коже. Я отчаянно металась в поисках Эмили, выкрикивая ее имя, но эти звуки лишь тонули в шуме волн, разбивающихся о скалы Порфири. Я скользкими от пота руками рвала ветви, висящие как темные занавески, окутывающие лес. Когда я, вздрогнув, проснулась, мое сердце бешено колотилось.

Еще не время.

Я несколько минут лежу и просто дышу. Когда я встала с кровати, не было нужды включать свет. Я знаю каждый сантиметр моей комнаты с отвратительной точностью. Одноместная кровать, покрытая одеялом, которое мы с Эмили сшили много лет назад из лоскутков ткани, спасенных из мусорной корзины или отрезанных от старых платьев. У дальней стены небольшой комод, в котором хранятся воспоминания целой жизни, сжатые до размеров пары ящиков. Кресло, в котором папа сидел, когда читал газеты; единственное кресло, оставшееся целым и пережившее путешествие из дома смотрителя маяка, когда мы покинули остров. Оно ждало нас, укрытое на чердаке Майлис, почти шестьдесят лет, пока мы с Эмили путешествовали по миру. Бывают дни, когда мне кажется, что я до сих пор чувствую запах дыма, въевшийся в потрепанную ткань.

В одной хлопковой ночнушке и босиком я пересекла комнату и открыла окно. Холодный и сырой ветер ударил мне в лицо. Мои волосы, теперь цвета снежной совы, прилипли ко лбу во время блужданий моего спящего разума. Когда я сажусь в папино кресло, воздух бодрит мое тело, очищая его от остатков сна. Я слышу чистые звуки ночи. Дрожь железнодорожных переездов и скользящих по стрелкам поездов, пока их дизельные двигатели возмущаются от напряжения. Сирена. «Скорая помощь». Кто-то столкнулся с трагедией. Машины. Немного. Уже, должно быть, поздняя ночь. Или очень раннее утро. Не было ветра, который мог бы добавить шорох деревьев в разговор звуков. И тогда я услышала его. Да. Очень слабый, но слышный.

Противотуманный сигнал.

Я какое-то время дремала в кресле, пока мне в моей тонкой сорочке не стало слишком холодно, и тогда я снова забралась под одеяло, ожидая, пока коридоры не заполнятся звуками утра.

Но сейчас середина дня; солнце избавило воздух от сырости и прогрело землю настолько, что я почувствовала насыщенный запах почвы. Дело рук Марти. Он много знает о компосте и дерне. И он отлично разбирается в цветах, так же как и художники из его драгоценных книг. Астры уже, должно быть, цветут, лавандово-фиолетовые с ярко-желтой сердцевиной. Возможно, до сих пор не завяли японские анемоны. И хризантемы, конечно же, расцвели.

Я слышу, как под столиком для пикника ищут крошки воробьи. И есть еще один звук. Кто-то отчищает что-то скребком. И слабое жужжание отдаленной музыки, почему-то напоминающей Моцарта. Ах да! Марти упоминал об этом. Девушка, сказал он, Морган. Испортила забор несколько недель назад и заставила всех трещать без умолку о безделье и неуважительном отношении современной молодежи. Но только не Марти. Он сказал мне в своей лаконичной манере, что рисунок его заинтриговал. Но меня сейчас интригует Моцарт.

Я понимаю, что задремала, когда просыпаюсь от звука шагов, направляющихся по дорожке в мою сторону. Возможно, это санитарка пришла, чтобы вернуть меня в мою комнату. Какая же я старая! Сплю в кресле-коляске, к тому же завернутая в шерсть, как младенец. Я прошла полный цикл?

Раздаются шаги троих человек. Любопытно. Воробьи продолжают щебетать, но уверенное царапанье за забором резко обрывается.

— Мисс Ливингстон. — Голос принадлежит мисс Кемпбел. — Тут два офицера полиции, они хотели бы поговорить с вами. Завезти вас внутрь?

Я должна была узнать звук их шагов. Ботинки у них, должно быть, черные и жесткие, отполированные до блеска.

— Нет. Нет, спасибо, Энн. Уверена, что все, что они хотят сказать, может быть сказано здесь. Присаживайтесь, пожалуйста. — Я киваю в сторону столов для пикника.

— Хорошо. Я буду в своем кабинете, если понадоблюсь. — Мисс Кемпбел удаляется в своей удобной обуви.

— Мисс Ливингстон, я констебль Кен Берри. Это мой напарник, констебль Шерил Кумбс.

Я не протягиваю руку для приветствия. Не хочу показаться грубой, но, исходя из моего опыта, слуги закона редко приходят с радостными вестями.

— Мы только что вернулись после встречи с береговой охраной и… — констебль Берри говорит так, будто с трудом подыскивает нужные слова. — У берега нашли парусную лодку, поврежденную и без людей, в заливе Миддлбран, возле Сильвер Айлет. Название лодки — «Танцующая на ветру». Она зарегистрирована на Чарльза Ливингстона. Вашего брата.

Я слышу воробьев. Мне кажется, они ссорятся.

— Мисс Ливингстон, есть небольшой шанс, что он смог выбраться на берег. Господин, нашедший лодку, мужчина по имени Арни Ричардсон, утверждает, что знает вас. Он сумел пробраться к ней и подняться на борт. Возможно, с мистером Ливингстоном все в порядке. — Он медлит. — Возможно, но, к сожалению, маловероятно. Нам бы очень помогло, если бы мы знали, почему он находился там, на озере, в это время года, и куда он мог направляться. Тогда мы сможем эффективно вести поиски. Вы знаете что-либо, что могло бы нам помочь?